Новое Время (Украина), 13 декабря 2022

Долги смущают, особенно долги благодарности. Когда мы слишком много должны другим, нам может быть нелегко выразить свою признательность. Если мы не размышляем, мы можем минимизировать свой долг или просто забыть о нем. Если мы высокого мнения о себе, мы можем игнорировать долг перед кем-то, кого мы считаем менее важным. В худшем случае мы можем обижаться на людей, которые нам помогли, и рисовать их в негативном свете, просто чтобы избежать ощущения, что мы тоже можем быть уязвимы, и нам иногда может понадобиться рука помощи.

Американцы (и многие другие) в большом долгу перед украинцами за их сопротивление российской агрессии. По какой-то совокупности причин нам трудно признать это. Для этого нам нужно найти слова. Семь из них могут помочь: безопасность, свобода, демократия, мужество, плюрализм, настойчивость и щедрость.

Возможно, самым важным и самым непризнанным долгом является безопасность. Сопротивление Украины России значительно уменьшило вероятность крупного вооруженного конфликта в других местах и, таким образом, значительно снизило вероятность ядерной войны.

До начала этой войны одним из сценариев крупного конфликта с применением обычных вооружений, сопряженного с ядерным риском, было вторжение России в страну НАТО. Украинское сопротивление выявило слабые стороны российских вооруженных сил и уничтожило большую часть боеспособности России. Благодаря Украине этот сценарий гораздо менее вероятен, чем год назад, и останется маловероятным еще долгие годы.

Считалось, что основным сценарием глобального конфликта в двадцать первом веке будет китайско-американская конфронтация из-за Тайваня. В результате украинского сопротивления Пекин видит трудности, с которыми он столкнется при наступлении на Тайвань. Очаг напряженности, в котором, как считали большинство аналитиков, наиболее вероятно (или даже неизбежно) развернется сценарий большой войны, по существу, устранен.

Для американцев практически невозможно зафиксировать этот долг. В ежедневных сообщениях прессы нас привлекают заголовки, которые заставляют нас чувствовать угрозу или предполагают, что война как-то связана с нами. Это может мешать увидеть общую картину.

Американских политиков и аналитиков в области безопасности буквально ошеломляет, что другая страна может так много сделать для нашей собственной безопасности, используя методы, которые мы сами не смогли бы применить. Украина снизила риск войны с Россией с позиции простой самообороны. Украина уменьшила угрозу войны с Китаем, не вступая в конфронтацию с Китаем, и действительно поддерживая хорошие отношения с ним. Все это было недоступно для американцев. И все же следствием этого является большая безопасность именно для американцев.

Лично для меня самый большой долг касается свободы. Это слово мы, американцы, используем довольно часто, но иногда забываем, что оно на самом деле означает. За последние тридцать лет или около того у нас появилась очень плохая привычка верить, что свобода — это нечто, предоставляемое нам более крупными силами, например капитализмом. Это просто неправда, и вера в это сделала нас менее свободными.

«Вся история прогресса человеческой свободы, — сказал Фредерик Дуглас, — показывает, что все уступки, которые до сих пор были сделаны ее величественным притязаниям, были рождены серьезной борьбой». Всегда будет так, что свобода зависит от какого-то рискованного усилия, предпринятого против более крупных сил. Иными словами, свобода всегда будет зависеть от этического обязательства, данного другому, лучшему миру и всегда будет страдать, когда мы будем верить, что этот мир должен сделать за нас всю работу.

Выбрав сопротивление вторжению во имя свободы, украинцы напомнили нам об этом. И при этом они предложили нам много интересных мыслей о том, что такое свобода. Владимир Зеленский, например, сделал любопытное замечание о том, что свобода и безопасность, как правило, существуют вместе. На протяжении всей этой войны, в общении с украинцами, меня поражало, что они определяют свободу как позитивный проект, как способ существования в мире, как богатство будущего. Свобода означает не только победу над русскими; это означает создание лучшей и более интересной жизни и лучшей и более интересной страны.

Трудно не заметить, что украинцы сделали для защиты идеи демократии. В общих словах, эта война именно об этом. Владимир Путин представляет практику управляемой или фальшивой демократии двадцать первого века, в которой олигархия сохраняет некоторую видимость и риторику демократии, потому что у нее нет альтернативы, которую они могли бы предложить. При этом они накапливают богатство и власть и делают невозможным какую-либо значимую политическую вовлеченность общества. Российская система опирается на телеспектакль, который убеждает россиян в том, что все остальные тоже коррумпированы, и поэтому они должны любить свою коррупцию, потому что она российская.

Но что, если не все одинаково коррумпированы? А если бы было соседнее государство Украина, в котором выборы действительно свободные, и к власти могут прийти неожиданные люди? Это то, что необходимо сделать совершенно немыслимым: с помощью разжигания ненависти в адрес украинцев, с помощью войны, которая ведётся начиная с 2014 года, включая полномасштабное российское вторжение в этом году. Его цель как раз и заключалась в том, чтобы физически устранить законное украинское правительство, а также лидеров украинского гражданского общества и тем самым превратить Украину в своего рода российскую глубинку.

Элементарное сопротивление этому со стороны такого огромного количества украинцев, которого не могут понять российские политические и медийные элиты, основано на простом представлении о том, что своих лидеров должны выбирать граждане Украины. У украинской демократии много проблем, и во время войны она была изменена боевыми потребностями. Но украинцы защищают базовую концепцию самоуправления, и делают это ценой огромных затрат для себя. Они делают это в тот момент, когда казалось, что авторитаризм берет верх во всем мире. Для всех, кто заботится о демократии, это огромный долг.

Во всем этом украинцы подали безошибочный пример мужества. В «Республике» Платон назвал мужество Сократа одной из добродетелей города. Я не могу не думать об этом, когда вспоминаю решение Зеленского остаться в Киеве, хотя почти все за пределами Украины ожидали, что он сбежит. Безопасность одних (нас) иногда зависит от мужества других (украинцев). Свобода воли всегда требует мужества: как сказал Перикл, «свобода определенно, принадлежит только тем, кто имеет мужество защищать ее». И то же самое относится к демократии. Это по своей сути смелое стремление, поскольку более крупные силы олигархии всегда будут в оппозиции, а наши менее благородные внутренние голоса всегда будут призывать нас подчиниться и приспособиться. Его мужество, как он сам выражается, было «представительским»: он знал, что этого от него ожидал его народ, и он делал это.

Кто был этим народом? Зеленский, представляющий национальное меньшинство Украины (он еврей), был избран 73% населения. Это говорит о плюрализме, который необходим Украине и украинскому сопротивлению. Апологеты диктаторов (а таких в США немало) склонны утверждать, что только единообразие принесет эффективность, особенно во время войны. Это, безусловно, подход, который Россия привнесла в войну: единообразие командования, единообразие идеологии и кровавая и преступная попытка гомогенизировать оккупированные украинские территории, что равносильно геноциду.

Между тем украинцы сопротивлялись совсем другим способом. Когда правительство говорит об освобождении Крыма, оно подчеркивает права его коренных жителей, крымских татар. Во многом успех украинцев на поле боя зависит от разнородного и уверенного в себе гражданского общества, способного поддерживать солдат и нести службу там, где центральная власть слаба. Украинские вооруженные силы предоставляют местным командирам большую свободу действий. Эти вооруженные силы функционируют на двух языках, украинском и русском, и представляют разнообразие пола (и сексуальной ориентации). Украинские вооруженные силы, в отличие от российских (и многих других), также представляют разнообразие социальных слоев. Любопытно, что, как показывают исследования, разнообразие в группах, как правило, приводит к лучшему принятию решений. Российские пропагандисты видят во всех этих проявлениях многообразия девиантность. Но урок, похоже, заключается в том, что уважение достоинства ведет к лучшим результатам, в том числе на поле боя.

Мне легко писать об этих долгах. Это займет всего мгновение. Но они накапливались долгое время. Украинцы продемонстрировали необычайное упорство. За решением сопротивляться в самом начале, хотя оно и было решающим, должно следовать то же самое решение, снова и снова, час за часом, день за днем, обстрел за обстрелом, бомбежка за бомбежкой, ракетная атака за ракетной атакой, удар дрона за ударом дрона. Украина — это страна, в которой большая часть населения была вынуждена покинуть свои дома, в которой разрушены целые города, в которой миллионы людей прямо сейчас лишены доступа к электричеству и воде. Приближается зима, а украинцы продолжают сопротивляться.

Все, что мы, остальные, получим от украинского сопротивления — с точки зрения безопасности, свободы, демократии, мужества, плюрализма — зависит от этой способности выстоять. Учитывая то, как мы, американцы, обрабатываем информацию и эмоции — быстро и с жадностью, сразу переключаясь на следующий источник, — этот элемент нашего долга перед украинцами будет труднее всего оценить. Русский поэт Маяковский в своем антиимпериалистическом стихотворении «Долг Украине» спрашивает: «Знаете ли вы украинскую ночь?» И отвечает: «Нет, вы не знаете украинской ночи. Здесь небо черно от дыма». Мы не знаем украинской ночи. Но за эту стойкость — мы в огромном долгу перед Украиной.

Украинцы склонны путать нашу способность ценить все эти долги со своей щедростью. Я был в Украине и вернулся оттуда до начала войны, и это долгая поездка, даже если она совершалась при самых благоприятных обстоятельствах. Когда украинские коллеги путешествуют в обратном направлении, они, кажется, никогда не забывают привезти подарки для американцев, с которыми они встретятся (особенно для их детей). В этом есть простое достоинство: несмотря на войну, любезность по-прежнему сохраняется. Но это стремление привезти значимый предмет, сохранив его в трудном двухдневном путешествии из раздираемой войной страны, заставляет меня ощущать более глубокую неловкость: у нас, американцев, нет даже привычки приносить подарки хозяевам, не говоря уже о привычке их ценить. Могу ли я быть достаточно благодарным?

Я думал об этом неделю назад, в Карнеги-Холле, слушая американскую рождественскую песню «The Carol of the Bells». Каждый год с детства меня поражало, как эта она выделяется среди всех остальных сезонных мелодий, как единственная песня завораживающей красоты. И есть причина, почему она кажется несколько иной: на самом деле это украинская мелодия. — аранжировка украинского композитора (Николая Леонтовича) старинной многоголосной народной песни.

Песня была перенята нашей культурой с новыми английскими словами о колокольчиках, которые по-своему прекрасны и сохраняют дух хорошего настроения, присутствующий в оригинале. Украинская же песня вовсе не о Рождестве, этого не может быть, так как она относится к дохристианским традициям. Эта песня о весне, о благоприятных знаках, приносимых животными, о настоящей любви и грядущем благополучии. Это песня утверждения и ободрения. Само его название «Щедрик» говорит о щедрости и изобилии.

«Щедрик» был исполнен в Карнеги-холле в октябре 1921 года украинскими музыкантами, ищущими поддержки украинской республике, которой угрожала опасность. Украинский композитор Леонтович, создавший ее, был убит большевистской тайной полицией ранее в том же году. Большая часть того, что сейчас является Украиной, вскоре после этого войдет в состав Советского Союза. Песня была американизирована в 1936 году, вскоре после великого голода в Советской Украине, как раз в начале великого сталинского террора. Ее истоки были забыты, как и Украина в целом.

Украинский детский хор, который приехал в этом месяце в Нью-Йорк, чтобы исполнить эту песню, прибыл с подарком. Им стало само их появление и выступление. Оно мягко напомнило нам о нашем присвоении песни, — но напомнило без обиды, только с щедростью. Когда песня исполнялась на бис, с чередованием украинской и американской лирики, украинцы и американцы в зале плакали вместе, хоть и по разным причинам, и это были светлые слёзы.