Новое Время (Украина), 12 февраля 2023

Очевидно, что землетрясение — это огромная человеческая трагедия, и мы все должны сделать все возможное, чтобы оказать поддержку и помощь Турции.

Сейчас я получаю много вопросов об экономических и более широких политических/геополитических последствиях землетрясения, поэтому я подумал, что было бы полезно изложить некоторые из моих соображений на бумаге. Честно говоря, на данном этапе все настолько неясно/неопределенно, что это просто работа наугад. С этой большой оговоркой, вот что я скажу по этому поводу:

Сейсмическая сила землетрясения эквивалентна силе землетрясения в Стамбуле в 1999 году, если не выше, и человеческие жертвы могут быть такими же масштабными, если, к сожалению, не больше. Стамбульское землетрясение, тем не менее, произошло вблизи экономического сердца страны, охватывая территорию, на которую приходится около 35% национального ВВП. На этот раз удар пришелся на более бедную, менее экономически развитую часть страны — я видел анализ, согласно которому на пострадавшие районы приходится около 10% национального ВВП.

Что касается вероятных макроэкономических последствий:

— Рост ВВП в этом году будет снижен, скорее всего, хотя влияние может быть не таким значительным, как в 1999-м, и, вероятно, он несколько снизится из-за расходов на реконструкцию/восстановление до конца года. В 1999 году реальный ВВП сократился на 3,3%, после 3% роста годом ранее.

— Землетрясение было в августе, но в следующем году произошел резкий скачок роста до 6,9%. Я полагаю, что воздействие, оказанное в начале года, дает возможность для еще большего восстановительного подъема в этом году. МВФ WEO предполагает рост на 3% в этом году, но я склоняюсь к тому, что он будет ниже. В данный момент можно только гадать по этому поводу.

— Инфляция, вероятно, будет выше, так как дефицит и перебои в поставках усложняют и без того сложные перспективы инфляции в Турции, вызванные неортодоксальными политическими установками администрации AKP.

— В краткосрочной перспективе платежный баланс, вероятно, будет поддерживаться потоками финансов для оказания помощи при стихийных бедствиях и для восстановления после их последствий. Правительство AKP / Центробанк Турции, очевидно, пытались защитить лиру в преддверии выборов 14 мая, и их боевой запас валютных резервов в размере $125 млрд теперь пополнится за счет этих потоков.

Администрация Эрдогана будет надеяться, что эти новые потоки финансовой помощи помогут обеспечить стабильность лиры в преддверии выборов и станут якорем для снижения инфляции. После выборов я думаю, что консенсус будет заключаться в том, что лира будет переоценена, о чем свидетельствует большой дефицит текущего счета (5−6% ВВП), а с номинальным валютным якорем и высокой инфляцией в реальном выражении лира просто становится намного сильнее и менее конкурентоспособной. Я полагаю, что вероятное восстановление роста после стихийного бедствия только увеличит дефицит текущего счета и сделает срочную корректировку валютного курса после выборов еще более необходимой.

Интересно наблюдать негативную реакцию турецкого фондового рынка в последние дни в ответ на землетрясение. На самом деле турецкие акции и до землетрясения испытывали трудности, связанные с рядом факторов, включая позиционирование/оценки, учитывая огромный рост стоимости за последний год (акции использовались в качестве защиты от инфляции) и беспокойство по поводу глобальной бета-версии, учитывая нормализацию политики DM и, возможно, неопределенность вокруг выборов — если предполагается, что лира должна будет отреагировать после выборов, то, возможно, люди хотели снять с себя часть рисков.

Продажи после землетрясения могут просто отражать возросшую неопределенность в отношении экономических перспектив, предположение о негативном влиянии роста, плюс, возможно, необходимость для людей собрать наличные для покрытия расходов на ликвидацию последствий стихийного бедствия.

Помимо экономических последствий, другой вопрос заключается в том, насколько землетрясение повлияет на выборы, а также на геополитику в более широком контексте.

Что касается внутриполитического влияния, то исход майских выборов и без того был очень неопределенным. Теперь у нас есть неопределенность в отношении экономических последствий землетрясения и того, как это отразится на популярности правительства. Если меры реагирования на стихийное бедствие будут эффективными, то правящая администрация, скорее всего, будет вознаграждена в опросах, если же они будут слабыми, то наоборот.

Также важно, будут ли люди задаваться вопросом о качестве строительства/планирования и его влиянии на число погибших — будет ли правительство обвиняться в этом, и насколько оно сможет использовать контролируемые государством СМИ и социальные сети для управления новостным потоком. В 1999 году тогдашняя коалиция плохо отреагировала на стихийное бедствие, и многие обвиняли ее в плохом строительстве/планировании, и это стало фактором, повлиявшим на их поражение на выборах 2001 года и победы ныне правящей AKP.

Что касается геополитики, я думаю, что предполагалось, что если бы Эрдоган отставал в экзит-полах, то он мог бы использовать напряженность в отношениях с обычными «подозреваемыми» — Грецией, ЕС и Западом — для получения голосов на выборах в мае, но, как и в 1999 году, поддержка, исходящая от многих стран, особенно союзников и региональных игроков, может способствовать улучшению отношений/снижению геополитической напряженности. Поэтому сейчас риски региональных геополитических потрясений могут даже снизиться.