Logo
news content
User
Категории

Дайджест

Пока Путин ждет военных побед. Почему Пригожину разрешают говорить правду о войне
Тот факт, что Пригожин может без всяких последствий критиковать военную кампанию в России, лишь усиливает его загадочность

Новое Время (Украина), 13 июня 2023

Нина Хрущева
Правнучка Никиты Хрущева, декан факультета «Международные отношения» университета New School в Нью-Йорке, старший научный сотрудник Института мировой политики, руководитель проекта «Россия»

Российская война против Украины идет, мягко говоря, не по плану. И Евгений Пригожин, возглавляющий частную военную компанию «Группа Вагнера», активизировал публичную критику российской армии. Сегодня, когда Кремль агрессивно подавляет всех несогласных, как Пригожину удается избежать наказания?

С февраля 2022 года, когда президент Владимир Путин начал «специальную военную операцию», он заявлял о разных целях. Изначально он хотел «денацифицировать» и «демилитаризировать» всю Украину (захватив над ней контроль), а затем поставил цель «освобождения» региона Донбасс. Кроме того, он говорил о защите «исторических границ» России и утверждал, что это Запад вынудил его напасть на Украину.

Все эти изменения в риторике объясняются динамикой на полях сражений, прежде всего, неоднократными неудачами, ошибками и неправильными расчетами российских вооруженных сил. Проще говоря, Путин пытается сохранить лицо. И достижение этой цели ему усложняет Пригожин, от которого Путин, надеющийся на военные победы, становится все более зависим.

В обширном интервью с прокремлевским политическим блогером Константином Долговым (оно было опубликовано 24 мая) Пригожин резко раскритиковал специальную военную операцию. Он отметил, что Россия вместо денацификации Украины сделала ее «нацией, которая известна во всем мире». А вместо «демилитаризации» Россия ее милитаризировала: «Если у них на начало спецоперации было условно 500 танков, теперь у них их пять тысяч. Если воевать тогда умело 20 тысяч бойцов — то теперь 400 тысяч».

Пригожин однозначно возлагает вину на российские элиты, особенно на высшее военное руководство, обвиняя их в отсутствии сильного желания вести войну. И он предупредил, что простые россияне, разочарованные отсутствием прогресса, могут взбунтоваться. По его мнению, единственным решением проблемы является активизация военных усилий, введение военного положения, объявление «новой волны мобилизации». В ином случае «мы просто Россию просрать можем».

Пригожин не ошибся, поставив под сомнение приверженность российских элит военной кампании. В начале июня Константин Затулин, депутат Госдумы от путинской партии «Единая Россия», выразил подобные настроения, заявив, что ряд целей этой операции «перестали иметь всякий смысл», а результатов нет ни по одной. Он утверждает, что Россия должна перегруппироваться и поднажать, однако в его словах сквозило недоумение по поводу происходящего наверху — в Кремле. Практически весь кабинет (включая министра обороны Сергея Шойгу, ставшего излюбленной мишенью для критики Пригожина) предпочел бы избежать дальнейшей эскалации, и не исключено, что армия разрабатывает стратегии именно с этой целью.

Это прагматичное решение. Правящий класс России в основном считает, что стране трудно «выиграть» эту войну. Чем дольше она будет сражаться, тем больше она будет похожа на Северную Корею, на страну, которая готов пожертвовать всем (уровнем жизни, безопасностью и даже суверенитетом, учитывая усиление зависимости от Китая, мечтающего о российских ресурсах) ради реализации навязчивых идей лидера.

А вот Пригожина такой исход вполне устраивает. Он хочет, чтобы россияне отказались от материального комфорта (при этом сам он зарабатывает на этой войне колоссальные деньги) во имя мифической «уникальной страны-цивилизации», которую представляет собой Россия и «русский мир» в широком смысле. По мнению Пригожина, отказ российских элит стать полноценными ура-патриотами не имеет никаких оправданий, особенно на фоне роста числа погибших среди гражданского населения из-за украинских атак на российскую территорию. И он так считает не один.

Хотя неустанная пропаганда не сумела убедить всех простых россиян броситься участвовать в войне, она усилила их ярость. Когда в январе я посещала Москву, еще можно было свободно выражать недовольство Кремлем, по крайней мере, в не очень публичном порядке. Но сейчас, как в сталинские времена, враги везде. Друзья и соседи пишут доносы друг на друга, а работники кафе подслушивают разговоры клиентов.

Часть этих разгневанных россиян теперь видит врагов повсюду, и они не будут возражать против полной милитаризации политической и экономической системы России. Они по-прежнему за Путина, однако война затянулась, и поэтому они начинают сомневаться в его силе. Означает ли это, что повышается вероятность бунта, о котором говорил Пригожин (и которого он, судя по всему, желает)?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо учесть влияние Пригожина, которое опирается на внушающий ужас список боевых побед и злодейских преступлений «Группы Вагнера». Кроме того, разъяренным россиянам может нравиться безжалостная риторика Пригожина («собаке собачья смерть», говорит он в видеоролике с казнью кувалдой бывшего вагнеровца, перешедшего на сторону Украины).

Тот факт, что Пригожин может без всяких последствий критиковать военную кампанию (беседовавший с ним Долгов был уволен из-за этого интервью), лишь усиливает его загадочность. В родном городе Пригожина теперь можно сходить на экскурсию не только по набоковскому или пушкинскому Петербургу, но и пригожинскому.

Впрочем, Пригожин использует это влияние не для того, чтобы бросить вызов Путину. Наоборот, когда он критикует российскую армию и политические элиты, он отвлекает внимание от человека наверху. Кроме того, Путин, наверное, в значительной степени согласен с позицией Пригожина. Находясь почти четверть века у власти, Путин уже не способен возглавить революцию. Но война в Украине (и зачастую безумная путинская риторика) показывают, что в своем сердце Путин является подстрекателем.

Пригожин находится вне системы, но именно ей он и служит. И в этом смысле он во многом похож на Григория Распутина, «мистического старца», который перед революцией 1917 года стал другом последней императорской семьи России (Романовых) и сильно влиял на нее. В обоих случаях государству не хватало сплоченности, а человек, находившийся у руля власти, был неспособен к адекватному лидерству, даже отдавая приказы. Этот вакуум начали заполнять крайние элементы, но они не пытались угадать, чего желает начальник, и выполнять эти желания; они утверждали себя в качестве силы, с которой нужно считаться — и все это на фоне народного недовольства.

Возможно, Путин идентифицирует себя с Пригожиным и ценит вклад «Группы Вагнера» в кампанию по уничтожению Украины. Но он обязан понимать, что независимость, смелость и амбиции Пригожина подрывают социальный покой, абсолютно необходимый для выживания режима. Конец Распутина, ставшего мишенью для декадентской элиты, был ужасен. Возможно, Пригожин идет по тому же самому пути.