Новое Время (Украина), 28 апреля 2022

Лучший ответ дал Александр Невзоров. Он обращает внимание на то, что само понятие «культуры» противоположно понятию «варварство». Задача культуры — преодолеть самые плохие человеческие инстинкты. Если культура эту задачу не выполняет, она заслуживает отмены.

Это именно то, что произошло с русской культурой. Судьба Бучи и других украинских городов и сел показывает, что она провалила свой главный тест — тест на человечность. И вина в этом лежит не только на Путине, но и на ней самой.

Культура тесно связана с политикой. Великая Российская империя не могла бы оказаться без великой русской культуры. И, напротив, русская культура никогда бы не стала мировой, если бы не Российская империя. До XIX в. русская культура была провинциальной. Свое восхождение к мировой славе она совершила как раз в XIX в., когда Российская империя стала третьей величайшей империей (17% территории мира в 1895 г.) в мировой истории, уступая только Британской (26% в 1920 г.) и Монгольской (18% в 1309 г.)

Замечу, что сами по себе империи не были конечным злом. Они были нормой государственной организации с начала писаной истории и начали исчезать только после двух мировых войн. Сейчас империи стали историческим пережитком, и историки изучают их так же, как биологи изучают динозавров. Но в отличие от динозавров, некоторые империи оставили после себя полезное наследие. Современное европейское право нельзя представить без Римской империи, современный мир — без Британской империи. Первая цивилизовала мир, вторая его модернизировала.

Ни одного, ни другого нельзя сказать о Российской империи. Напротив: в момент своего наивысшего подъема она оставалась единственным примером ничем не ограниченной («самодержавной») власти на европейском континенте. Это наложило неизбежный отпечаток на русскую культуру. Она была европейской культурой, но сохраняла родовые признаки самодержавия. Видим даже определенную закономерность: наивысший взлет русская культура претерпела не во время либеральных реформ Александра I и Александра II, а в наиболее реакционные времена Николая I, Александра III и Николая II. Подобно церкви, русская культура попала в токсичную зависимость власти.

Конечно, не все русские художники были трубадурами империи. Некоторые были ее критиками. Здесь же действовало другое правило: оппозиция часто воспроизводит черты власти. В беспрецедентных страданиях и унижениях своего народа русские критики самодержавия видели знак того, что на Россию наложена беспрецедентно великая миссия — спасти мир от страданий и унижений вообще. Величие Российской империи они заменяли величием русской исторической миссии. Поэтому ненависть оппозиционеров к власти часто изливалась в неприязнь к «малым» народам, не желавшим приобщиться к выполнению этой великой миссии.

В молодости меня удивлял вопрос: почему только россияне называют свою культуру «великой»? Почему мы не слышим этого слова из уст британцев или испанцев, когда они говорят о своей культуре? Ответ, на мой взгляд, лежит в плоскости психологии или скорее психиатрии. Называя свою культуру великой, русские (конечно не все) хотят компенсировать свой собственный комплекс неполноценности. Иначе пришлось бы признать, вслед за Чаадаевым, что русские стали великим народом в результате собственной покорности и нехватки общественной воли.

Более того: называя свою культуру великой, россияне перекидывают свой собственный комплекс неполноценности на соседние народы. Мол, это не мы, а вы менее ценны. Мы принесли вам Достоевского, бани и КВН. Без этого вы бы оставались варварами. Поэтому мы вправе вами править. А если вы этого не хотите, то мы придем к вам и за вами с нашей великой армией.

Поэтому, отменяя русскую культуру, мы в первую очередь решаем вопросы собственной безопасности. Конечно, без потерь при этом не обойдешься. В списке подлежащих отмене имен мне лично жаль Чехова и Толстого. Их произведения не имеют того токсичного яда, который находим у Пушкина или Достоевского. Но я могу жить с этой утратой. Ибо убрав имена Чехова или Толстого из названий украинских улиц, мы не собираемся жечь их книги в уличных горах. Просто эти имена вернутся туда, где им и место — на книжные полки. Там, где есть имена Шекспира, Сервантеса и Камю. И их живучесть будет определяться тем, как часто мы будем доходить до этой полки за их произведениями.

Мы не нуждаемся в уничтожении русской культуры в Украине. Мы просто хотим, чтобы в Украине она функционировала так же, как английская, немецкая, французская и другие нормальные культуры. И чтобы стоимость художников определялась не их происхождением, а тем, насколько их произведения помогают оставаться людьми. Особенно при тяжелых испытаниях, которые выпадают на нашу судьбу.