Новое Время (Украина), 22 августа 2022

Я сейчас не говорю о Росгвардии, ФСБ, участвующих в так называемой «стабилизации» на временно оккупированных территориях, а именно подразделениях, которые пытаются участвовать в наступательных действиях. Это те же 150 тысяч, с которых они начинали.

У них как было 150 тысяч военных, так и остается. Понятно, что большая часть уже либо погибшие, либо раненые, либо уехали по другим причинам, либо взяты в плен. Большая часть из них уже не участвует в войне. Но значительная часть еще продолжает воевать. Также они отправляют новый личный состав.

Вопрос: смогут ли они поддерживать ту же интенсивность боевых действий, которая есть сейчас? Да, смогут. Сейчас они имеют личный состав для поддержания той же интенсивности, которую мы сейчас видим. Смогут ли они существенно повысить ее и перейти в какие-нибудь новые наступательные действия? По нашему мнению, нет. Уже не смогут.

Но это не только вопрос личного состава. Это, прежде всего, вопрос комплексных способностей — и личный состав, и логистическое обеспечение, и вооружение и военная техника, и возможности офицерского состава. О сержантах мы не говорим, потому что у них еще советская доктрина, и это фактически старшие солдаты, не играющие той роли, как у нас.

Та же история с инфраструктурным обеспечением. Когда мы поражаем, например, склады их оружия или наносим удары по их вооружению и военной технике, по пунктам командования, это существенно не уменьшает личный состав, но сильно уменьшает их способность наступать.

Поэтому прогноз для них сейчас отрицательный. Они не смогут предпринимать активных наступательных действий в обозримой перспективе, и как-то существенно увеличить, например, вдвое, присутствие им не удастся.

Но это не полностью положительная новость, потому что они смогут поддерживать такую же интенсивность, как сейчас, еще очень долго. Они постоянно производят так называемую скрытую мобилизацию. Это означает, что они постоянно подписывают новые контракты, переводят срочников на контракты, нанимают наемников из ПВК Вагнера и других организаций. Этот процесс бесконечен. Их организационная способность органов военного управления не способна сейчас нанять полмиллиона человек. Нет офицеров, некому будет готовить их. Они могут взять полмиллиона человек, но не смогут поставить их в подразделения, перейти к исполнению.

Если все будет так, как сейчас, они смогут поддерживать ту же интенсивность и количество годами, потому что у них много людей. Это будет низкокачественный персонал, то есть личный состав будет плохо подготовлен, не мотивирован, будет плохо управляться. Их количество россияне могут потенциально не увеличивать, а поддерживать его еще годами.

Та же ситуация с вооружением и военной техникой: уже не будет высокотехнологичного оружия, но старого оружия, которое, тем не менее, может выполнять какие-то задачи, у них будет много. На складах у них сохранилось множество запасов старой техники. Эта старая техника в небоеспособном виде. Они не смогут ее увеличить вдвое. Но они постоянно производят работы по ее восстановлению и будут ставить на дежурство, дальше переправлять к нам.

Если мы не переломим ситуацию за счет технологического преимущества, которое нам предоставят наши партнеры, то, к сожалению, еще можем видеть эту войну какое-то достаточно долгое время. Она может идти какие-то годы, а дальше перейти в менее интенсивный конфликт, который так же может идти очень долго.

Нам такая ситуация не подходит, это не интересно. Нам долгая война на годы совершенно никак не прибавляет ничего. Россия будет истощаться. Где-то до конца этого года — в середине следующего у них начнутся очень серьезные экономические проблемы благодаря санкциям, но они все равно как-то будут находить выходы и так или иначе будут продолжать существование.

Поэтому для нас сейчас критически все же договориться с нашими партнерами о предоставлении количества оружия, достаточного для контрнаступательных действий. Это вполне возможно.

Будет ли у нас возможность, если будут медлить партнеры? Наша задача сделать так, чтобы они не медлили. Сейчас прогнозы по этому вопросу положительные. Мы видим, что можем накапливать оружие и выйти на какую-то критическую массу через какой-то период для того, чтобы все же оснастить дополнительные подразделения, подготовить их, и этого будет достаточно для начала нормальных контрнаступательных действий на ряде операционных направлений.

Чего мы не сможем сделать? Быстро нарастить возможности за счет собственной экономики, потому что у нас нет технологий. Что нам нужно? Конечно, прежде всего, средства огневого поражения на дальнее расстояние, и чем больше будет операционная глубина, с которой мы сможем работать, тем лучше. Это должны быть дальнобойные артиллерийские орудия, системы залпового огня, другие системы.

Наша промышленность не производит этого. Мы не можем сейчас развернуть производство. Мы можем самостоятельно закрыть часть по беспилотной авиации или с привлечением каких-то технологий. Но мы не сможем наземные, артиллерийские производства быстро развернуть, поэтому будем еще зависеть от сотрудничества с партнерами, это критично для нас.