Новое Время (Украина), 6 января 2024 

Николас Малдер опубликовал в FT колонку, в которой выступает против замораживания и дальнейшего использования для победы Украины в войне и дальнейшего восстановления в мирное время пока только обездвиженных российских активов.

По моему мнению аргументы, использованные Малдером, довольно слабые и не соответствуют действительности — фактически академические на данном этапе.

Во-первых, он утверждает, что если замораживанием, а затем распределением активов на $300 млрд Запад имеет целью отговорить Россию от ее действий, то Москва не очень этим озабочена.

Я бы не согласился с этим, поскольку недавние агрессивные заявления российских чиновников против ареста активов свидетельствуют о том, что им не безразлично, и это вполне реально. Малдер также утверждает, что тот факт, что в 2022 году Россия имела профицит текущего счета платежного баланса в размере $227 млрд, свидетельствует о том, что она почти пополнила свои валютные резервы на сумму более $300 млрд утраченных активов — следовательно, это означает, что она не слишком озабочена потерей этих активов сейчас.

Учет платежного баланса не так прост, и Малдер не учитывает отток капитала, который также был огромным в 2022 году и даже в 2023-м. Официальные данные Центробанка РФ свидетельствуют о том, что на самом деле нет такого полного восстановления резервов, которое бы компенсировало $300 млрд, потерянные в результате действий Запада. ЦБ РФ еженедельно публикует данные о резервах, включая $300 млрд, которые до сих пор находятся в западных юрисдикциях, а значит, являются иммобилизованными.

Эти данные показывают, что резервы составляли $643 млрд за неделю до полномасштабного вторжения в феврале 2022 года, а затем упали (в основном из-за оттока капитала) до минимума в $541 млрд — в октябре 2022 года. С тех пор они несколько восстановились благодаря сочетанию высоких цен на нефть и энергоносители, высоких учетных ставок и ограничений движения капитала для защиты курса рубля, но все еще находятся в диапазоне $580−600 млрд. Заметьте также, что текущий счет платежного баланса остался профицитным в 2023 году, хотя, вероятно, на две трети ниже, чем в 2022 году, но все же без огромного накопления резервов, как предполагал Малдер.

Действительно, за исключением иммобилизованных $300 млрд из расчетов Малдера, доступные резервы ЦБ РФ составляли $343 млрд до вторжения, а сейчас — около $280−300 млрд. Профицит текущего счета не слишком помог пополнить резервы, но значительная часть средств просто исчезла в результате бегства капитала — я бы сказал, из-за войны и санкций. Таким образом, Россия все еще значительно сократила резервы в иностранной валюте, и это усложнило управление обменным курсом и монетарной политикой ЦБ РФ. О чем свидетельствует ослабление рубля (как следствие, более высокая инфляция) и более высокие учетные ставки (более низкие темпы роста).

Во-вторых, Малдер утверждает, что экспроприацию активов обычно осуществляют только воюющие стороны, а в этой войне Запад не является воюющей стороной, поэтому не должен прибегать к таким действиям. Это должна делать Украина.

Опять же, я бы не согласился с такой логикой. Путин четко дал понять, что рассматривает эту войну как более широкую войну с Западом — и российское государственное телевидение постоянно подчеркивает, что Россия воюет в Украине с НАТО. Сотни миллиардов долларов военной поддержки со стороны НАТО также свидетельствуют о том, что Запад рассматривает Россию как экзистенциальную угрозу, а войну в Украине — как линию фронта против угрозы со стороны автократии.

Война это или прокси-война, Запад должен выиграть или обеспечить Украину так, чтобы она была лучшей первой линией обороны. И помните также, что Россия дважды применила оружие массового поражения на территории государства НАТО — Солсбери и Литвиненко. Конечно, Украина принимает меры, чтобы получить репарации за вторжение России, но активы находятся на Западе, и судебный процесс займет годы, даже десятилетия, на что у Украины просто нет времени. Ей нужны финансовые ресурсы сейчас, иначе она проиграет войну, и тогда вся аргументация по репарациям станет академичной.

В-третьих, Малдер предполагает, что Западу не нужно экспроприировать российские активы, поскольку он может легко позволить себе поддерживать Украину.

Действительно, можно было бы так подумать, если бы учесть, что ежегодные расходы на поддержку Украины в размере около $100 млрд являются мелочью по сравнению с совокупным ВВП Запада в $40 трлн или с $1 трлн совокупных расходов Запада на оборону. Но если учитывать муки, связанные с прохождением через Конгресс нового законопроекта о расходах США на Украину в размере $61 млрд, или на четырехлетнее соглашение о финансировании Украины в размере 50 млрд евро, согласованное ЕС, несмотря на вето Орбана, то, очевидно, нет. В условиях глобального кризиса стоимости жизни, когда на Западе конкурируют за приоритеты расходов и фокус внимания, трудно заставить западных налогоплательщиков подписаться под такой поддержкой. И если Запад не сможет найти ресурсы для поддержки Украины, Украина проиграет войну и прекратит свое существование.

Тогда Запад получит российские танки вблизи своих границ и воинственную, уверенную и экспансионистскую Россию, которая стремится изменить больше границ. Он также, вероятно, столкнется с дестабилизирующим влиянием потоков десятков миллионов украинских мигрантов на Запад. Малдер не говорит нам, как мы будем реально финансировать Украину, если не будем использовать российские активы. Он упомянул о потенциальном использовании процентов, полученных от этих активов, но на уровне $4−5 млрд в год это не затрагивает того, что реально составляет $100 млрд — годовой абонемент в следующее десятилетие.

В-четвертых, Малдер подает аргумент о верховенстве права. Мол, экспроприируя российские активы, мы подрываем восприятие верховенства права на Западе. Я мог бы спросить, где было это верховенство права, когда мы принимали клептократические грязные российские деньги? Почему не были поставлены правильные вопросы, когда эти грязные деньги поступали в первую очередь?

Запад считает, что это нормально — отмывать доходы клептократии, заработанные в юрисдикциях, где нет верховенства права, а затем хранить их в банках и защищать лицемерными аргументами о верховенстве права, чтобы потом защищать активы военных преступников и лидеров, которые совершают геноцид, таких, как Путин. Так, будто Путин, агрессор, имеет больше прав на защиту в западных правовых системах, чем очевидная жертва многочисленных нарушений верховенства права — Украина.

Теперь мы можем годами ждать, пока законы будут изменены, чтобы сделать все так, как хочет Малдер. К тому времени нехватка средств будет означать, что Украина проиграет войну, а вместе с ней и Запад. И все дебаты об экспроприации активов станут академическими, поскольку Россия будет контролировать правительство в Киеве, и оно не сможет преследовать Россию за нанесенный ущерб. И тогда $200 млрд, которые Запад уже потратил на помощь Украине, чтобы защитить себя и отразить российскую агрессию, будут просто выброшены на ветер. Вместо этого я бы утверждал, что Запад, и Европа в частности, должны будут тратить сотни миллиардов долларов ежегодно дополнительно на свою оборону от России, которая добавит украинский ВПК в свой арсенал.

Итак, господин Малдер, ваши аргументы могут быть идеальными на бумаге и с академической точки зрения быть привлекательными, но в реальной политике суровая реальность такова: они означают поражение Украины. И тогда спросите себя, что это означает.

Политики создают законы. В этом случае законы должны быть изменены. Стратегическим приоритетом номер один для Запада после падения коммунизма в 1989/91 годах является победа Украины. Россия сейчас является самой большой угрозой миру и стабильности в Европе за последние 30 с лишним лет. Мы просто обязаны финансировать Украину всеми правдами и неправдами, и я не вижу другого реалистичного способа сделать это, кроме как используя пока только иммобилизованные российские активы.