Новое Время (Украина), 1 августа 2022

Я из Мелитополя. Родилась и прожила там до 18 лет. Украинский язык слышала на уроках украинского языка и литературы. Украинские традиции и быт меня не окружали. Единственное ощущение Украины — это когда мама пела Ой у вишневому саду и когда папа с братом смотрели футбол, болея за Украину. Все.

Вывод — ощущение маргинальности, которое давило. ⠀

Думаю, поэтому я отправилась в путь под названием «Кто я?». Взяла с собой мою любимую «лошадку» — интеллектуализацию (один из механизмов психологической защиты) и начала писать диссертацию о национальном самосознании. В этой работе я задала себе вопрос, каким же чудом-способом национальное самосознание сформировать так, чтобы оно сформировалось (странный вопрос, правда?).

Понятно, что этот вопрос был к самой себе. Ибо мой внутренний дефицит не давал покоя. Ощущение недоидентичности. Зияющая дыра внутри себя — очень неприятное чувство. ⠀

И тут я погружаюсь в десятки теорий, что это за феномен, каковы его характеристики, чем отличается этническое сознание от национального, национальное сознание от самосознания, где здесь место национальной идентичности, объединяющей украинцев, какая роль языка, что же является основой — этничность или государственность и т. д.

Это «дебри» научной методологии. Очень мало связано с сердцем и живой любовью к Украине. Но честно скажу, я «препарировала» эту Украину вдоль и поперек. И встречала всегда свое болезненное место — региональную ментальность.

Мне было известно (не из книг), что регионы Украины имеют свои исторические и социально-культурные особенности. И я понимала, что нужно формировать национальное самосознание, учитывая эти особенности. Потому что по результатам исследования все мы имели заниженную национальную самооценку. Но восточные регионы и южные показали самые высокие показатели неполноценности. Их заниженная самооценка себя как украинцев не шла ни в какое сравнение с самооценкой украинцев центральных и западных регионов.

Да я и так это знала на собственной шкуре…⠀

Еще одним ярко неприятным ощущением, которое дополняло мою «недоидентичность», была зависть.

Зависть к тем, кто знает, что такое быть украинцем. И еще кричит об этом на всю страну. И ощущение «недоукраинскости» усиливалось. ⠀

А от этого становилось еще хуже.

Я так думала — «украинским украинцам» круто. У них идентичность постоянно подпитывается культурой, языком, традицией. Они как будто постоянно подключены к электросети. А у нас были постоянные перебои со снабжением энергией украинскости.

Я знаю, что это плохая идея — играть в игру «кто больше пострадал». Да, вся Украина была страшно травмирована психопатическим соседом-агрессором, страдала от насилия и унижения веками. Но мой регион подвергался этой невидимой пытке бесперебойно.

Здесь принцип простой географии. Кто ближе ко злу, тот больше с ним взаимодействует. Это как жить каждый день рядом с насильником или раз в год приезжать к нему в гости. Разница есть.

У нас была своя электросеть: только от этой мы не подпитывались, а нас без остановки «фигачило» током российского психоза. Но это стопроцентно детская позиция: думать, как кому-то повезло, а мне — нет. Когда хочется сказать: «тебя родители любили, не били, конфеты покупали и на море возили».

Время от времени я даже злилась на «выпестованных на украинскости». Сейчас уже нет. Потому что я поправилась, и у меня есть история болезни, которой я могу «поразмахивать перед носом».

Вроде бы тоже такая детскость (компенсаторная) — похвастаться тем, что я «добыла в борьбе» эту украинскость, а вы, мол, тепличные детки прямо в ней выросли. Глупость, знаю…

Когда я начинала поиски идентичности, я верила, что должен быть путь, чтобы ощутить свою украинскость. Я точно знала, что путь «снаружи внутрь» плохо действовал для таких «потерянных» украинцев как я. Надеть веночек и проговаривать афирмации перед сном «я — украинка» на украинском языке не работало. Это как в психологии купить курс «я прекрасная, счастливая, успешная» и слушать его каждый день. Эффект как от валерьянки. Я прекрасно понимала: от того, что я надену врачебную шапочку — я врачом не стану.

Я не сразу поняла, что нужно делать, но поняла. Мы были в травме, которая таковой не казалась. Насилие, не имеющее внешних проявлений. Но оно медленно разъедает изнутри.

Травма приводит к такому состоянию, в котором ты «зависаешь» между теми, кто условно здоров (но пока до них не дотянуться) и теми, кто является насильниками (и есть риск к ним «прислониться», потому что они сильны = на самом деле садистские).

Жертва идентифицируется с агрессором. Часто. Жертва «несет» в себе своего насильника. Это закон психологии.

У нас была часть Украины, которая приходила в себя и восстанавливалась после российской травмы, а также у нас была часть, которая находилась «в травме». И мало кто хотел в это место смотреть. Но там находилась я и миллионы украинцев.

Понятно, что потребовалась долгая и кропотливая работа с коллективной травмой. Осторожно, без «угроз» и обвинений в «плохом украинстве». Но длительной терапии не суждено быть, ее прервала срочная «операция»…

Теперь уже не надо думать-гадать, теперь все можно увидеть, потому что разоблачили. Украина на хирургическом столе, разрез огромный, кровь хлещет, анестезии нет.

Но если бы без операции, то главным способом выздоровления должна стать дифференциация. Это когда понимаешь, где я, а где не я. А где просто прилипло кусок дерьма. Важно понимать, что есть здоровая часть, а есть пораженная. Это различие должно дать шанс. Но иногда этот кусок так прилипает, что врастает. А отодрать его можно только с кровью…

Мы не виноваты, когда над нами совершают насилие. Но мы ответственны. За то, чтобы не дать этому насильнику войти под кожу и стать полноправным владельцем психики.

Осознать себя украинцем и избавиться от отпечатка травмы от «русского психоза» — это важно, это путь «изнутри наружу». Этот процесс в идеале должен был происходить символическим способом. Например, популярное сейчас «убей в себе москаля» — это символическая плоскость. Ибо это работа с внутренним («где во мне российские взгляды», «где я реагирую, как мой психопат-сосед» и т. д.).

Это такое удаление, оно болезненное, но символическое, внутреннее, поэтапное. В аналитической психотерапии — это одна из главных задач: «буквальное перенести в сферу символического». Когда символическое не срабатывает, энергия переходит в буквальный слой. И потому сейчас «убей москаля в себе» — хороший тренд, но немного с опозданием, по моему мнению. Ибо уже «буквальное» у руля. Делается…

Я не очень люблю пафосные фразы, но одна мне очень нравится. Рождение происходит дважды: первый раз тебя рожают, второй раз ты сам рождаешься. Так вот, украинкой я родилась. Сама. От духа украинского.

P.S. … хотела написать, что Мелитополь — это Украина. Но, как говорили, в мои школьные годы: «Это и козе понятно».