Logo
news content
User
Категории

Дайджест

Чего ждать от России в ближайшее время
Сейчас нельзя исключать худшего сценария

Новое Время (Украина), 3 апреля 2022

Алексей Мельник, содиректор программ внешней политики и международной безопасности центра Разумкова

Если оценивать то, что происходило в последние дни и то, чего можно ожидать, следует исходить прежде всего из того, что российские заявления о сокращении активности на Киевском и Черниговском направлениях не являются жестом доброй воли. Это вынужденный шаг, на который Россию подтолкнуло мощное сопротивление украинских вооруженных сил и в целом Украины. Речь не идет о прекращении огня — это вынужденное отступление, которое Россия будет пытаться компенсировать другими средствами, в частности, более активным применением артиллерии или ракетных систем из зоны досягаемости украинских средств противодействия. А также за счет концентрации своих войск на Донбассе — есть подтверждение из разных источников, в том числе зарубежных разведок, того, что отводимые силы будут переформатироваться и доукомплектовываться для того, чтобы сосредоточить наступление на нескольких других участках, прежде всего на Востоке, а также удерживать позиции, которые Россия заняла на Юге.

По данным Генштаба ВСУ, «российские оккупационные войска пытаются создать новую группировку войск на Слобожанском направлении с целью установления контроля за частями территорий Харьковской, Луганской и Донецкой областей, включая блокаду городов Славянск и Краматорск», и мы не можем исключать того, что эти города повторят судьбу Мариуполя. Учитывая опыт больше месяца войны, сейчас нельзя исключать какого-либо худшего сценария или варианта действий со стороны России.

В то же время, я хотел бы обратить внимание на то, что преждевременно говорить о том, что Россия установила контроль над оккупированными территориями. Можно говорить лишь о частично потерянном контроле со стороны украинских центральных властей по понятным причинам, но констатировать, что его уже установила РФ, рано. И я уверен, что ей этого не удастся, если только это не будет вариант, равнозначный тому, что происходит в Мариуполе: для того чтобы установить контроль над этой территорией, надо, очевидно, уничтожать полностью не только инфраструктуру, но и людей.

Некоторые известные российские медиаперсоны сейчас признают: для них стало большим сюрпризом, что украинский народ не хочет идти под российское иго. Поэтому установить контроль можно либо репрессиями, которые, опять же, не оставляюют места для жизни украинских граждан, либо действовать, как сейчас в Мариуполе — применять тактику выжженной земли.

Кстати, по Херсону были интересны оценки российских экспертов. Там же должна быть создана гражданско-военная администрация, и вот они сейчас возмущаются: как это так, что мы делаем только военную и не можем набрать гражданских — все, кому мы платили, все «любители русского мира» разбежались… То есть, у России нет возможности установить контроль по тем лекалам, которые были применены в Крыму или на Донбассе в 2014—2015 годах.

У россиян появилось понимание, что украинский народ изменился. Как они теперь говорят, «мы знали, что там есть бандеровцы, но не думали, что они все бандеровцы и националисты», то есть к ним пришло это осознание, но проблема опять же с российской логикой. Если вы поняли, что украинский народ вас не хочет, вам нужно идти назад, потому что провалились ваши расчеты, в свою очередь, будут все более жесткие методы, будет попытка повторять опыт Мариуполя, или же заходящая следом российская гвардия будет пытаться развернуть репрессии и превратить украинский народ в какую-то аналогию российского народа, который будет сидеть тихонько, бояться слово сказать и максимум, что делать — это снимать «видосики», если кого-то рядом убивают.

<...>

Что касается нефтебазы в Белгороде, то мне не известно, была ли это успешная операция украинских вооруженных сил, или это была провокация, созданная Россией без участия Украины. Я могу подтвердить, что видел видеокадры, на которых видно два вертолета Ми-24, которые есть на вооружении как в украинских вооруженных силах, так и в российских. Их принадлежность невозможно идентифицировать.

На мой взгляд — я не даю совет, просто говорю, какие могут быть варианты — это отличный повод отплатить России ее же монетой. Если это сделали мы, можно сказать, что «ихтамнет». Так же, как они обвиняют Украину, что «украинские нацисты» разбомбили роддом и уничтожили людей в театре в Мариуполе, можно им ответить, что «это вы сами стреляете по себе».

<...>

Если говорить о причинах, почему российские войска покидают зону Чернобыльской АЭС, то я не думаю, что кто-то в российском командовании беспокоится об облучении. Если их ни к чему не побуждает цифра, по самым консервативным оценкам, 10 тыс. — 15 тыс. погибших и в три раза больше искалеченных, то, думаю, облучение — это фактор, который они вообще не учитывают. Но здесь, на мой взгляд, кроме приятных новостей, что российские войска оттуда выходят, и что они получили там заслуженную дозу украинской радиации, есть другая проблема. Тот, кто принимал решение заходить туда, не мог не знать о радиации, а если не знал, то это еще один жирный штрих к тому, с кем мы вообще имеем дело, к их качеству планирования. И опять же это очередная угроза: если они не считаются с жизнями собственных солдат, если не учитывают потенциальную угрозу, связанную с Чернобылем, не понимают, что Чернобыль — это опасность не только для Украины, не только какое-то прикрытие, по которому украинцы не будут стрелять, тогда это люди, которые мыслят совсем другими категориями и от которых можно, соответственно, ожидать самых неприятных сюрпризов.

<...>

Должен признать, что даже ввиду всего своего опыта — службы в советской армии, сотрудничества с россиянами в середине 90-х в миротворческой миссии, а затем службы в министерстве обороны Украины, — я немного лучше думал об уровне подготовки и в целом качества российских войск. Были, казалось бы, успешные реформы [которые проводил Анатолий Сердюков, министр обороны РФ в 2007—2012 годах], но сейчас мы все убедились в том, что «потемкинская деревня» — это нечто чисто российское. То есть есть какая-то часть элитных сил, а дальше — просто здоровенная масса, которая за ними тянется.

То же наблюдалось, например, в 2014 году, когда захватывали аэродром Бельбек. Первые несколько дней там был спецназ, и действительно он был обучен, подготовлен и где-то вежлив, но потом, когда им сделали ротацию, пришла настоящая русская армия. То есть ничего не изменилось ни с 80-х годов, ни после 14-го года. Они, возможно, получили большие ракеты или поставили себе компьютеры на танки, но на самом деле менталитет россиянина не изменился.

Мы видели действительно ужасные кадры, слышали перехваченные разговоры — и это такие действительно свойственные характеристики, которые, кажется, не изменишь никакой реформой в российской армии.

Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что реформы министра обороны Сердюкова, по многим независимым оценкам, были относительно успешными. Но опять же нельзя сделать такую российскую армию, которая отличалась бы от российского государства и от российского населения, потому что все, что есть там, автоматически переносится и в армию. У них очень современные самолеты, они обновили свою технику, но все это не меняет и не добавляет качества тому, что мы без преувеличения называем ордой, просто мародерящей и нарушающей любые правила ведения войны.

И, если говорить о вооружении, то Украина однозначно нуждается в нем. Нуждается в боеприпасах, нуждается в других ресурсах постоянно, потому что сейчас Россия пришла к войне на истощение. И у нее есть запас ресурсов — какого качества это другой вопрос, но относительно количества, он у нее действительно есть. В войне на истощение Украине труднее бороться с Россией, поэтому комплексная помощь наших партнеров — это один из тех ключевых факторов, которые позволят нам не только выстоять, но и победить.

Что касается конкретной номенклатуры, то я бы не хотел даже пытаться что-нибудь новое сказать: есть четко выписанные потребности, сформулированные украинскими военными, и они переданы всем нашим партнерам. В чем сейчас, возможно, ситуация отличается от того, что было перед войной или в первые дни войны — понимание того, что эта война может затянуться надолго. Поэтому если раньше было достаточно дать какое-то переносное оружие, которое быстро можно научиться применять на поле боя, то сейчас становится все более актуальным вопрос о более сложных системах, которые, возможно, требуют нескольких недель или месяцев подготовки для украинских специалистов. Я хотел бы ошибиться в этом, но, похоже, эта война затягивается, поэтому Украине действительно нужны системы, которые обеспечивают, прежде всего, противовоздушную оборону на среднюю и большую дальность. До сих пор есть потребность, она никуда не исчезла, в самолетах, особенно велика потребность в современных беспилотных аппаратах, как разведывательных, так и ударных. То есть сейчас речь о том, что Украину нужно поддержать в том, чтобы не просто сдержать российский удар, но и вести такую войну, которая бы позволила либо вытеснить российские войска с украинской территории, либо создать им такие условия, чтобы Россия вынуждена была за столом переговоров. согласиться на украинские условия, а не настаивать на своих ультиматумах. Как верно говорится, переговорные позиции сейчас формируются на поле боя.